Каждый служивый знает, что  Инспекторская проверка полка, или иного воинского подразделения Вооружённых сил  – штука серьёзная, а заканчивается она приёмом жалоб и просьб военнослужащих вплоть до рядовых, которые и составляют фундамент Армии.
     Штаб полка, командный пункт и Первый ракетный дивизион ПВО в годы моей службы базировался на прославленном легендами, лагерем военнопленных турок и иже с ними, азербайджанским ГУГАГом - тюрьмой «врагов народа»  острове НАРГИН, названный так ещё с времён царя-воителя - Петра Великого.
    Исторические корни Наргина гораздо глубже. Современное название острова – «Бёюк Зиря», которое являлось первоначальным названием, происходит от слияния двух слов, азербайджанского «бёюк», что означает «большой» и арабского слова «джазиря», что означает «остров». Но об этом как-нибудь в другой раз, а сейчас... в тот год, когда на Наргине шла Инспекторская проверка по всем армейским пунктам.
    К слову, если аксакалы и прочие азербайджанцы называли наргинцев «огневым щитом Баку», то солдаты, говорящие на украинской мове и «хохлы» на малороссийской,  отсылали  письма с «фотками» во все стороны света девчатам и предствлялись в них  так: -
«Я – вояка  ПВО, бачишь, морда – ВО! А жопа – ВО!»
    Из каких только экзотических уголков нашей Великой Родины  не попадали на Наргин служить! А какая галерея физиономий!
    Из кержацких таёжных заимок - степенные сибиряки. Эти любили петь, сидя в курилке: «Славное море – Священный Байкал...».
     Из каракумских песков – статные красавцы-туркмены. У этих своя мелодия: «Там где пески да бархан, где дикий бродит джейран, через границу идёт кантрабанды караван...».
     На лицах узкоглазых узбеков, ногайских и крымских  широкоскулых  татар, на лицах написано: «РезИть будем!»
    Могли мы здесь любоваться парнями из солнечной Молдавии с их песнями, как вихрь. Пели они классно! – «Пеште дрюм а три ля касте амлуат я у нявясты тенерелла мамсурат мый!...» ( за грамматику слов не ручаюсь, а мелодия до сих пор звучит в душе моей).
     А гуцулы с полонин, поражавшие своей любовью! Стоя на наргинских валунах, как в Карпатах, клялись: «Гуцулка Ксеня, я тебе на трембите лишь одной в белом свете расскажу про любовь...» и утирали слезу, глядя в сторону своей «малой Родины».     
    Русичи: «гакающие» с Дона, Кубани, Ставрополья, и всей Малороссии. Эти во всю горланили: «Распрягагайтэ, хлопци, конэй, тай лягайтэ спочувать,...»   
     Рязанские, смоленские, и конечно же курские «соловьи», которые пели соответственно: «Соловьи-и-и, соловь-и-и, не тревожьте солдат, пусть солдаты немного поспят...».
 Парни, у которых «бела крив»,  из Белоруссии, которые и во сне поют: «Белый  аист летит над Полесьм...», отчего  иногда «лунатят» и забредают в волны Каспия. Оно и понятно – они из колдовской Пущи...
    Кавказских ребят всех не перечесть с их гортанными песнями и исполняющих «Танец с саблями» с такой лихостью, что невольно втягиваешь голову в плечи. И хочется и колется от их темперамента!
    Но! Когда Колька Кондраков, шахтёр с Донбасса запевал:
«Я люблю тебя, Россия, дорогая моя Русь! Нерастраченная сила, неразгаданная грусть. Я в берёзовые ситцы нарядил бы белый свет, ты мне Р-О-Д-ИНА родная, без тебя мне жизни нет...», все наргинцы вставали и в небеса подымалась их единая песнь Любви и Признания.
    Я перелистываю дорогой мне альбом, и в голове один лишь вопрос:
«Где же вы теперь, друзья-однополчане, боевые спутники мои?»

    Наргинцы! А помните Гришку Бурыку?! Помните какую хохму он отмочил на Инспекторской проверке?!   Я её, ту хохму помню так:

    - Жалобы есть? – спрашивает подполковник, один из поверяющих.
    - Еэ, товарыш подполовнык, - раздался голос рядового Бурыки.
Никто не ожидал, что на Батарее управления полка у кого-либо могут быть жалобы. Разве то возможно, если там старшина Закопайло, который кого хочешь «закопаю в каменюку Наргина», как он говорил, грозя подчинённому за какие-то провинности?! А тут какой-то Бурыка, салага, с жалобой!    
    Комбат, командиры двух взводов (бывшие фронтовики), старшина и даже сержанты напряглись в ожидании «большого шухера».
    Поверяющий:
    - Подойдите ко мне, рядовый...як Вас?
    - Рядовый Бурыка, - несуразно шлёпая и размахивая руками –левую ногу и левую руку одновременно, а потом так же правой рукой и ногой, отрапортовал на ходу солдат.
    - Куда там Швейку до Бурыки! – промурчал Колька Кондраков по прозвищу «ФилоС».
    - На шо жалость маетэ, Дурыкин?
И Бурыку понесло:
    - Товарышу подполовнык, сжальтэсь надо мною убогим, нэбо нэма мини, сыроти Казанской, ныякого уваженьня со стороны страшины Закопайло.
    Комбату, взводным и старшине стало дурно.
«Ну, паскуда, откуда ты на нашу голову взялся?! Чума болотная, теперь из-за тебя мне не видать майорских звёзд,» - подумал комбат.
    А старшина, побагровев, клятву в душе дал себе: «Закопаю падлюку в Наргин по самые ноздри!»
    А Бурыка продолжал:
    - Такычкы мини хочиться яку-нэбудь дивку, хоть поганэньку, поимать, товарыщ подполовнык, просто уся душа истлила, а мэнэ на бэрэг нэ пускають. Кажуть, шо салагам нэ положэно.
    Над строем батарейцев и дивизионов нарастал, словно морская буря, хохот, а Бурыка выкладывал свою «жалость» дальше:
    -  Туточкы, дивку можно побачить тилько у кино. Це нэ то шо на бэрэгу. Там кажуть, шо у Баиловской бани дивок, звыняйтэ, хоть жопой жуй, а туточка ныма. Тилько одна прачкой робэ. Так тож усих оситинив из дивизиона особа. До нэи ныззя. Оти оситины утоплють за нэи.
    А у клуби, колы кино, я на яку дивку нэ взгляну, а возли нэи уже другый якыйсь солдат, або яфрейтор крутыться, ажно на экран лизэ. Кудыж мини, нэсчастному салапету, диваться, товарыш подполовнык? Я ж в хутори був нэутомымый бабнык. Но то усэ у прошлом, а тэпэрыча шо робыть? Я нэ успиваю трусы стирать по ночам. Помогить мини, товарыш подполовнык.
    Сдержаться личный состав полка больше не мог. От хохота все скорчились, хватаясь за животы, будто на всех сразу напала дезинтерия.
А придурковатый ефрейтор-пожарник их тех девизиона с перепугу включил сирену и вывел красную пожарную машину прямо к плацу, где шла Инспекторская проверка....    

P.S. «Жалость» рядового Бурыки дошла до Командующего Округом, а, может быть, и до Министра Вооружённых Сил  СССР. После чего:
1.    Рядовых, в сопровождении сержантов, стали по выходным изредка отпускать на берег, где они могли хоть поглазеть на живых девушек.    
2.    Комбат получил майорские звёздочки за чёткое ведение «U-2» в зоне поражения.
3.    Вскоре, «для поддержеи боевого духа Армии», её ряды пополнили желающими служить девушками: телефонистками, машинистками при штабах, и конечно же, прекрасными сёстрами милосердия.