Мартовские снежные вьюги и морозы леденили дыхание, приходилось, сняв рукавицы, тереть нос, уши, щёки, дуть в замерзавшие ладони и прыгать поочерёдно то на одной, то на другой ноге. На эту лихую погоду в стране пришлись выборы в Верховный Совет. Нам, пацанам и девчонкам, это государственное действо было в радость, хотя мы в этом ничего не понимали. Для нас выборы – это праздник и только. В послевоенном хуторе весь «центр культурной жизни» находился в школе.

Трёхклассное образование Толик Козленко высидел в школе родного хутора. Учиться ему было не интересно. Вера Степановна учила считать по пальцам, и счёт дальше двадцати никак в голове Толяна не укладывался, так как он имел на каждой руке и ноге по пять пальцев, а всего двадцать. А откуда берутся другие числа и зачем, знать было никчему. Вся голова юного хуторянина была забита  техническими решениями, а своими умом и руками создать «яку-нэбудь тэхныку» была цель поважнее, чем азы и буки Веры Степановны. Толян знал, что ничего считать не надо, что двадцать пальцев, если их ещё до школы не поотрывало, постоянное количество, а

    Бои гладиаторов промеж собою, а также со зверьём –  капризы римлян.
 Бои тореадоров с разъярёнными быками – испанцам будоражат кровь доныне.
А тараканьи «бои» – латиноамериканская забава, как  и петушинные бои, потешные  для Мексики и Чили.
И только бой «За Зойку Михайлючку», представьте, люди, за... Любовь.
О чём и речь пойдёт здесь...

    Вовка и Колька – это два родных брата. Первый старше второго на целых десять минут, а родились они в один день и в один час. Но верховодил в их беспокойной жизни младший, Колька.  Он всегда придумывал какое-нибудь дельце и втягивал в него старшего брата. Где и от кого он пронюхивал всякие тайны, толком никто не знал. Говорили, что он с домовым водится, а тот, якобы, ему и подсказывает что да где.
    Однажды после обеда Колька позвал Вовку в самую гущу растущих в их огороде кабаков, где они и скрылись под их огромными листами. Там Колька зашептал:

Донская степь когда-то называлась Дикое поле. И чего только не происходило в тех диких краях, заросших разнотравьем, камышами по берегам речек, лесами и буераками по балкам!
    Но Кольку, Вовкиного младшего брата, больше всего интересовали курганы, которых вокруг хутора было три. Это те, что все хуторские видели, а сколько их по всем степям никто не знал. И откуда они взялись?  Может  и правду говорил столетний дед Епифан, что те курганы каие-то «бусурманы» насыпалали, а зачем, дед не помнил. Старенький он уже сильно был. У него не только мозги усохли, но и весь он был похож на гороховый стручок, особенно нос. Его Епифаном никто не звал, а «дед Стрючок». Правнука же его, Митьку,

    Тот, кто знает толк в молоке, согласится, что фамилия «Кисляк», может быть, и вызывает приятные вкусовые ощущения, но на слух - не очень. Во всяком случае Колька  был страшно недоволен, когда у всех фамилия как фамилия, прозвища как прозвища, а у него просто уничижительно для его самолюбия – «Кисляк». Это же насмешка для такого боевого парнишки! «Кисляком» можно было пережить пелёночный возраст, можно было терпеть ещё на горшке сидючи, но, когда пришёл возраст любви, это для Кольки стало росто невыносимо. И он стал со всеми, кто его обзывал «Кисляком», драться. Но другой клички ему никто и никак не давал, так как это была «законная» его фамилия.

Антон Чухмарь, возвернувшись из города, куда ездил на базар, рассказывал хуторянам, смакуя махру козьей ножки:
    - Щастлыви люды живуть в городи! В магазинах чого тилько нэма! Ковбасы якись «Хряковски», сыры «Пешидраньски» та «Голаньски», канафэты, шоколады, хурьма, кышмыш, усякый шурум-бурум с Кавказу та с Азии. Та цэ шо! А культура яка! Прямо посэрэд городу, на «Газетном» закоулку можно до витру сходыть! Тама

Бывает же – выродится какое-нибудь «чудо» навроде Шурки. Все в хуторе знали, что он родился с книжкой под мышкой и никогда с нею не расставался...

Зима выдалась расчудесная, настоящая русская...