Бои гладиаторов промеж собою, а также со зверьём –  капризы римлян.
 Бои тореадоров с разъярёнными быками – испанцам будоражат кровь доныне.
А тараканьи «бои» – латиноамериканская забава, как  и петушинные бои, потешные  для Мексики и Чили.
И только бой «За Зойку Михайлючку», представьте, люди, за... Любовь.
О чём и речь пойдёт здесь...

        Весь хутор знал – нет краше Зойки Михайлючки.
        Её краса пленила всех,
        И пацаны из моего детства,
        Страдали тайною мечтою с нею нег.
        Она ж надменно и красиво,
        Как то теченье Куросиво,
        По хутору не шла - плескалася
         Волной девичьей, сводя с ума,
        При соблюденьи всех приличий,
        Как лебедь нежная, прекрасна,
        Купаясь в солнечных лучах...бела.

    У каждого из нас в жизни была, а может быть, и есть своя «Зойка», но Зоя Михайлюк была Единственная.
То не важно, что прошли годы, то не важно, что мы обзавелись жёнами с другими именами, детьми, внуками и правнуками. Важно, что у каждого мужчины была своя «Зойка Михайлючка» - символ детской и юношеской любви.
    
    Два претендента на ту дивчину в нашем хуторе были: Колька,
по кличке «Робинзон» и Мишка, по кличке «Федькин-Мотькин».
    Мишек  в хуторе было много, для отличия от других его окрестили по имени родителя и родительницы - «Федькин-Мотькин».
Тогда пиара с фотокамерами ещё не было, поэтому «посмотрим» тот бой из моего репортажа.
    На обёрточной ржаво-жёлтой бумаге, в которую дед Филипп по кличке «Рипях» заворачивал копчёную им рыбу для начальства, его внук – Шурка по кличке «Профессор» сотворил коряво-красивое объявление:
     «Сёгодня у клуби до кино «Тахир и Зухра» будэ кулачка про мэж Мыколою «Робинзоном» и Мишкою «Фэдькиным-Мотькиным» за Зойку Мыхайлючку».
    Заболтав муки в ведре с водою, «профессор» на борту здоровенной фурманки, которую тягали быки «Бздюха» и «Блоха», прилепил болтушкою объявление.
Быки, роняя пену с губ на пыльную дорогу, от жары и лени еле тянули ноги по полям, где кто косил, а кто снопы вязали. Шурка Омелько по кликухе «Дурка» правила быками:
    «Гэй-й! Шоб вы повыздыхалы, прокляти! ...Цоб! Цоб, Бздюха! Куда ты вэрнэш, зараза проклята?! – А бык, громада страшенна, презрев все от шуркиной хворостины боли, с дороги в поле люцерны потянул фуру с Шуркой и «Блохой» вместе.          - Цабэ! Цабэ, Блоха! А тэбэ куда, чёртяка, тянэ?! – Хорошо что ехал объезчик, дед Гнат, да батогом и матом выгнал быков из люцерны, а то бы точно пообдулись.
    Кое-как добралась Шурка до людей с опалёнными лицами и потрескавшимися от полудённого жара солнца губами. И все, читая объявленье, радовались предстоящему представлению и, конечно же, улучшали показатели в труде, как то было принято в стране строящегося социализма.
    « Как-никак, колхозное правление о нас заботится, - размышляли они, - и кино привезли. А тут ещё и бой, как в старину – кулачный!»
    Вот свечерело.
     Придя домой, и освежившись колодезной водою, причипурились перед зеркальцем  женщины, и девчата, конечно же, всякая мелюзга из детворы. А как же? – без мелюзги и вода не освятится! Набрав в карманы семечек, все порхнули к хуторскому клубу.
    Мужики, пополнив кисеты самосадом и, натихаря нарвав клочки газеты «Правда» для самокруток и козьих ножек, степенно потянулись к месту культурной жизни – к школе, где и клуб. Хоть и мужики, но про любовь Тахира с Зухрою посмотреть не помешает, может там что и приглядишь полезное. И чего ж не посмотреть на драчку подрастающего поколения?! У самих кулаки чешутся при виде таких боёв, и они, на всякий случай, закатили рукава своих праздничных рубашек.
    «Сарафанное радио» так разнесло объявление по степному раздолью, что на кино и бой примчались и стар и млад с соседних хуторов. Народу собралось немало.
    Школьный двор, весь в зелёно-багряной красоте куп боярышника и душистых зарослей сирени, благоухал. Шпорыш, трава зелёная, ковром стелил весь двор. На нём и зачинался бой за Зойку Михайлючку.
    Гомон, разделившихся во мнениях исхода  боя хуторян, был весел. И, когда Жорка Будник (он же «Румын») провозгласил:
    - Сёдьня Робинзон и Фэдькэн-Мотькэн дэруться за Зойку Мыхайлючку.
Я пытав у нэи, чи можно обийтысь бэз дракы, но вона сказала: «Хай дэруться».
Так шо начинаемо...
    - ... Справа Мишка Фэдькын-Мотькын в чёрних трусах с билой латкою. А слева Мыкола Робынзон в полосатих трусах. То трусы ёго столитнёго дида Грицька. Других у ёго ныма. Я цэ кажу для усих, хто нэ зна наших хлопцив, а хуторяны их уси знають. Воны дуроплясы ще ти.
    Конечно Жорка правильно указал на приметы  бойцов, тут же приехали «чужакы»: киношники с «Тахиром и Зухрою», а с ними какой-то журналист из самого Питербурга под Хвалынском. Прибыл с тетрадкой для записей о ком-нибудь и о чём-нибудь. Знакомясь с хуторскими девчатами, он сказал:
    - Я знал, что люди гибнут за металл. Что начинались войны из-за сплетен.
Но чтобы бой кулачный за Любовь...(!) впервой увижу. Не за тем я приехал, но
бой кулачный я не пропущу.
    Мишка с Колькой вошли в круг из зрителей и Робинзон  сказал:
    - Зойка моя! Я з нею в Чучундру грав! Вона мэнэ Робынзоном назвала. Так шо ты, Хвэдькын- Мотькын, иды в ж..у.
    - Шо?! – воскликнул Мишка, второй претендент на Зойку. И не успел Колька досказать ещё что-то из своих прав на Зойку, как получил удар в сопатку.
К бою Колька был готов, но к удару в сопатку - нет, а поэтому, размазывая юшку по лицу, соображал дальнейшее своё поведение на поле боя.
    - А, ну, Мышка, вмажь ёму ще мэжду рог! – советовали одни.
    - Кысляк, ты шо? – ужэ нэ Робынзон?!
Колька, как услышал «Робинзон», образ любимой Зойки Михайлючки затмил и боль в носу и остановил течение из него крови в перемешку с соплями, и Мишка «Федькин-Мотькин» не успел глазом моргнуть, как ему в глаз засветил кулаком Мыкола.
Публика воспрянула духом.
    - О! Оцэ по нашому!... А, ну давай, хлопци, жару!... Зойка того стое!...- орали болельщики-фанаты обеих сторон.
     Колька и Мишка сцепились, как два клещака, стараясь повалить друг друга на землю. Оказаться на земле было позорно, поэтому бойцы держались крепко на ногах.  
И в этом жарком сплетении тел «Робинзон» допустил нарушение правил драки – он вцепился зубами в ухо Федькина- Мотькина и прокусил его.
Мишка взвыл от боли, и с ужасом представил, как он явится с одним ухом перед Зойкой. Но раздумывать долго он не мог. И с ходу своей лохматою башкою шарабахнул Кольке в нос, и без того уже кирпатый...
    Боже! Что тут началось?! – кто-то решил помочь упавшему Мыколе и засветил фонарь  Мишкиному фанату .... И пошла катавасия.
Дрались молча, но с прицелом в левый или правый глаз, в левую или правую ноздрю. При этом берегли рубахи, так как они дорого стоили для колхозников, получавших по двести грамм пшенички на трудопалочку в день.
    Тётка Ганна, видя такое светопредставление, и невозможность остановить бой, побежала к Зойке, из-за которой уже дрались хутор на хутор.
    - Зоя, пиды и остановы драку. Уси мужыкы як белены объилысь, ще нэ хватало шоб за оглобли схватылысь. Воны ж тоди поубывають всих, хто пэдвэрныться под оглоблю. Зоя, диточка, побиглы... Тилько ты можешь...
    Зоя появилась на поле боя богиней Флорой. Бой прекратился.
Все взоры обратились к ней. Из её уст, прекрасных и миролюбивых, как дуновение цветов, над полем битвы вознеслось:
    - Я не стою крови вашей, перестаньте драться. У вас в бою «ничья», как и я - ничья.
    - Нет, Зойка, ты моя! – сказал «Робинзон».
    - Нет, Зойка, ты моя! – сказал «Федькин-Мотькин».