Тот, кто знает толк в молоке, согласится, что фамилия «Кисляк», может быть, и вызывает приятные вкусовые ощущения, но на слух - не очень. Во всяком случае Колька  был страшно недоволен, когда у всех фамилия как фамилия, прозвища как прозвища, а у него просто уничижительно для его самолюбия – «Кисляк». Это же насмешка для такого боевого парнишки! «Кисляком» можно было пережить пелёночный возраст, можно было терпеть ещё на горшке сидючи, но, когда пришёл возраст любви, это для Кольки стало росто невыносимо. И он стал со всеми, кто его обзывал «Кисляком», драться. Но другой клички ему никто и никак не давал, так как это была «законная» его фамилия.
    - Все вы Кисляки с покон веку! – утверждал и стар и млад, - И ты, Колька, той- же закваски! Так что не отвертишься, Кисляк!
    «А тут эта любовь! - И откуда она взялась на мою голову?» – размышлял он в одиночестве. Жил как нормальный пацан, так нет же – залезла в душу. Когда она умудрилась? Наверное, ночью, когда спал. А теперь вот и спать спокойно не даёт. Снится и снится. Отлупить её, что-ли?... У других любовь как любовь – по толоке бегает, в речке купается, за косу дёрнуть её можно, а моя сидит целый день в холодочке дома, да книжки почитывает. Тоже мне – «принцесса на горошине»! – такие мысли мучали Кольку Кисляка, день и ночь думающего о дочери Веры Федотовны, учительницы их школы, Зойке, которая в историю хутора вошла как «Зойка Михайлючка» - возлюбленная Кольки Кисляка,  и Мишки Федькина-Мотькина.
    Зойка, как нам всем казалось, на нас – босоногую шантрапу – никакого внимания не обращала. Была она дочерью учительницы, это уже одно отличало её от нас, но это было не главное. Главное, что её отец, Николай Иванович Михайлюк был, как говорили, «большая шишка». В колхозе не работал, а надзирал над всеми политотделами МТС района и знал, кто чем дышит - хоть днём, хоть ночью. Его боялись все. Попробуй что-нибудь украсть в колхозе – не поздоровится! Все это знали, и Колька знал тоже. Да вот, как на грех, влюбился он в Зойку. Да так «втрескался», что решил вконце-концов обратить на себя её внимание.

Подкатился он как-то к Шурке-«Профессору», да и спрашивает:
    - Шурка, вот ты книжки читаешь, скажи, а как мне сделать, чтобы меня «Кисляком» не дразнили? Может, надо такое сделать, или съесть что-то особенное?
    - Да, надо. Лучше всего - как призраком стать. Чтоб тебя сразу никто не узнал.
Колька обратил внимание на картинку в книжке «Профессора». Там был нарисован  человек со зверинной шкурой на плечах вместо рубашки, весь заросший так, что чуть глаза были видны из-под свисавших косм волос головы и в руках он держал здоровенную дубину. На такого человека не обратить внимание мог только пустой человек, но не Колька.
    - Шурка, а кто это? – Колька ткнул пальцем в картинку.
    - О! Это знаменитый Робинзон Крузо, - говорит «Профессор». Его сама королева заприметила и полюбила.
    - Вот такого?
    - Ну, да. А если бы он таким не был, на него никакая бы даже доярка внимания не обратила.
    Колька решил – стану Робинзоном! Была-не была! И стал он готовиться к этому.
 
    Перво-наперво с чердака стащил старый-престарый овчинный полушубок своего прадеда. Был он не только потёртый, но и шерсти на нём мало уже осталось, моль поела. Колька поотрывал ему рукава, топором отрубил длинные полы и кое-как приспособил его себе на плечи. Затем он сбегал на огород, где текла в зарослях камыша, куги и куширя речка. Без труда вытащил со дна ворох тины вместе с ракушками и пиявками, и всё это водрузил себе на голову. Затем во дворе прихватил здоровенную палку и в таком виде появился у дома Михайлюков, где Зойка, как всегда, лежала на ряднушке с книжкой в руках в холодочке под акацией.
    Она зачиталась и и абсолютно не обращала внимание на то, что делалось вокруг. Надо было привлечь её внимание. И Колька обратился к ней, возвышено пришёптывая и противно перевирая: «Ваше королевское бесподобие! Вы почему на толоку не ходите? Почему в речке не купаетесь? Я же без вас с тоски помираю! Сжальтесь надо мною, красавица!»
    Стоило Зойке поднять глаза на голос, и у неё сердце зашлось в предвкушении – наконец-то к ней явился сказочный принц в облике водяного! Это ей было так интересно и захватывающе, что она, подымаясь и протягивая дружески руку пришельцу,  чуть слышно пролепетала: «Я вас узнала. Вы так похожи  на Робинзона! Заходите! Я вам очень рада. Знаете, как одной скучно. А вы такой необыкновенный!»
     У Кольки в глазах всё закружилось, когда Зойка дотронулась до его руки ... и повела во двор.  Он на онемевших уже ногах не шёл, а скорее – летел, за той, что снилась ему, что не давала спать, что так безжалостно жгла и мучила его пацанячью душу!
    Кольке очень хотелось сбросить с себя и противную облезлую шкуру барана, и скинуть с головы тину, но Зойка не давала на то согласия ни словом, ни жестом, и только повторяла: « Вы такая прелесть! Давайте в прятки играть. Только вы мне свою палку отдайте и поделитесь тиной. Я тоже хочу побыть необыкновенной!»
    Это были счастливые и незабываемые мгновения Колькиной любви. Он носился по двору Михайлюков, как одержимый, а за ним с тиной на голове, с палкою в руках и пьявкой на шее носилась его возлюбленная. Они так кричали от восторга первого свидания, так сияли её синие глаза, а его карие, что день становился всё светлее, теплее и радостней!
    И когда приехал Николай Иванович и увидел счастливую дочь, он не стал гнать прочь «чудище» со двора, а чуть улыбаясь спросил: «Зоинька, это Колька Кисляк?»
    - Нет! Папочка! Это  «Николя Робинзон»!
    - Ну, да. Теперь и я вижу, что это не «Кисляк», а Робинзон! – Николай Иванович строго посмотрел на новоявленного «Робинзона», погрозил ему пальцем и сказал: - смотри, «Николя»,  Мишка Федькин-Мотькин тебе наквасит нос, как только узнает про твои «шуры-муры» с Зойкой...    
    А на следующий день, как только молва облетела хутор, на бригаде, при большом скоплении колхозников состоялся очередной бой «За Зойку Михайлючку»
между уже Колькой «Робинзоном» и Мишкой Федькиным-Мотькиным, давнишними соперниками.