Донская степь когда-то называлась Дикое поле. И чего только не происходило в тех диких краях, заросших разнотравьем, камышами по берегам речек, лесами и буераками по балкам!
    Но Кольку, Вовкиного младшего брата, больше всего интересовали курганы, которых вокруг хутора было три. Это те, что все хуторские видели, а сколько их по всем степям никто не знал. И откуда они взялись?  Может  и правду говорил столетний дед Епифан, что те курганы каие-то «бусурманы» насыпалали, а зачем, дед не помнил. Старенький он уже сильно был. У него не только мозги усохли, но и весь он был похож на гороховый стручок, особенно нос. Его Епифаном никто не звал, а «дед Стрючок». Правнука же его, Митьку, просто «Стрючок», потому что он был ещё мал. Всего семь лет, а нос как стручок гороховый, но только ещё зелёный, уже имел. Это в их роду ещё с времён царя Гороха водится – иметь такие носы.
    Вот этим и воспользовался Колька. Приловив Митьку на толоке, он отвёл его подальше от всех, сказал: - «Стрючок», распроси у деда всё про курганы.
    - Так он же уже ничего не помнит! – выпалил Митька.
    - Ты ему скажи, что я ему за сведения о курганах самосаду принесу. Пусть курит себе на здоровье, а не труху с листьев подсолнуха. Все знают, какой добрый самосад у «Рипяха».
    - Так то ж у «Рипяха», а не у тебя!
    - Не твоего ума, «Стрючок», дело. Я сказал - дам за сведения, значит дам.
  На следующий день дед «Рипях» не досчитался трёх пучков подвешенного для сушки табака.
    Митька же говорил Кольке:
    - «Стрючок» согласился. Давай табак. Он старый, а хитрый. Говорит: - «Сначала табачок, а потом и тайну, может, вспомню, а так – н-е-е».
    На следующее утро Колька уже кое-что про курганы знал. Старый «Стрючок» говорил малому «Стрючку»:
    - То ещё до наших царей, при князьях было..., – остальное он уже Кольке на ухо говорил, а тот только кивал своей лохматой головой.
    Колька пораспросил ещё и «Профессора» о курганах. И тот ему выдал книжные сведения про скифов, которые когда-то жили в Диком поле. Про их несметные богатства, о том, что кони у них быстрые да сбруя на них в бляхах золотых, а  девки да бабы самые красивые и все в бусах да гребнях для волос, которые чёрные-причёрные, аж до земли, такие длинные!
    Заимев такие сведения, Колька уже не раздумывал. Он быстро уговорил Вовку быть с ним за компанию и в работе, и в дележе раскопанного золота. В том, что золото будет раскопано, он не сомневался. Куда же ему деться, если над ним такой курганище земли насыпано?!
    Колька подумал: «Раз золота много, его надо быстренько добыть, а то кто-нибудь ещё додумается да опередит их. И тогда золотишко из-под носа унесут в другой хутор». Поэтому, так как Колька был не очень жадина, он решил привлечь в дело Толяна «Козла» - хуторского «изобретателя», Витьку Токманя с его сестрой Валькой, хоть она и противная, но красивая да ладная, а Кольке это нравилось. Вовка настоял на том, чтобы в бригаду взяли обязательно и Лидку Бурдюжку, а то, если её Колька не возьмёт, он, Вовка, не будет работать.  И конечно же в его команду вошли два брата с сестрой – Зезекалы, дети хуторского кузнеца. А когда про то узнала Шурка Омелько, хоть её и не звали, но пришлось её брать, потому что иначе она всех «сдаст»...
    Когда всё было готово, стал вопрос - кто возглавит всю экспедицию?
Без тени сомнения, все призвали Жорку Будника, у которого училась жить вся хуторская братия.
            Он, потребовав хранить тайну работ на кургане, распорядился притащить каждому с дома по лопате и запастись хлебом да всем, что может стащить из дому, так как работать будут от восхода до захода солнца.
    Наутро, оставив на толоке доглядывать свиней и телят нескольких не посященных в тайну ребят, вся бригада двинулась в степь, к ближайшему кургану.  
     Первый день раскопок кургана ничего, кроме водянок на руках, не принёс. Но макушку кургана раскидали по сторонам. Только на третий день радостный крик Лидки Бурдюжки пронзил уши всех золотоискателей и разнёс по степи:
    - Нашла-а-а! - Все побросали лопаты и ринулись к Лидке. Она держала в руках какую-то кругляшку, блестящую, как солнце в небе. Все онемели от ожидания привалившего счастья. Жорка тут же послал Витьку Токманя на толоку за «Профессором». Тот через свои очки долго рассматривал кругляшку, многозначительно помолчал, ковыряясь в носу,  и наконец, загадочно промолвил:
     - Это монисты такие были. Золотые. Такие цыгане носят. Раз одну нашли, где-то рядом и другие должны быть.
 «Профессора» с раскопа Жока не отпускал:
    - Записывай всё в тетрадку. Ты меня понял? – строго сказал «руководитель», - мы тут, может, не только на халву накопаем, а и в «Закрома Родины».
    Так оно и случилось. То один то другой из золотоискателей кричал:
     - «Нашё-о-л!»  -и тащили «Прфессору» то подкову, то украшения с уздечек. Нашли и все золотые пластины круглые с монист, а когда сам Жорка раскопал кости давно погибшего воина, все стали и молча смотрели. Никто не испугался.
    Тут же лежал колчан со стрелами, разукрашенный сказочными узорами из золотых нитей, щит, на котором был изображён сказочный зверь с раззинутой пастью, и мечь с костяной рукоятью.
    Девчонок трясло, когда самая маленькая, Алёнка Зезекало, нашла бронзовое зеркало в золотой с драгоценными каменьями оправе. Девчонки поочерёдно засматривались в него и не верили своим глазам, что они такие красивые в зеркале, в которое так же засматривались девчонки много сотен лет назад.
    Алёнка Зезекало, тронув Жорку за руку, ангельским голоском пролепетала:
    - Жорик, я не хочу ни халвы, ни золота. Подари мне это зеркальце.
Оно же волшебное. Я каждую зарю буду смотреть в него и говорить: «Свет мой, зеркальце, скажи и всю правду расскажи... Я ль на свете всех белее, всех румянней и милее?»   
     - Всё сдадим государству. Нам дадут за это премию и обьявят на всю страну наши имена.
Алёнка потупила в слезах глаза.
    В тот же день Жорка сообщил, куда надо. Приехали учёные археологи. Забрали всё найденное в кургане. Пообещали, что в течение года премию выдадут. Обнесли курган забором и рылись там целый месяц какие-то работяги.
    А Жорка за свои кровные купил ящик халвы, как обещал Колька, и съели её на толоке, запивая водой из Хрустального ключа. Было так всем хорошо, Жорка, этот удивительный Жорка! вдруг вытащил из-за пазухи то, найденное Алёнкой зеркальце, и, говоря:
    - Ты прекрасней всех на свете! – протянул его ей, - Бери, Алёнушка! Оно твоё!