Люська Лысенко выделялась из сверстниц своей грудью. Её груди - это не нежные перси, это не яблочки наливчатые в вырезе платьица. Они торчали, как боевые торпеды на старте, с остриями сосков-взрывателей, скрыть которые невозможно никаким камуфляжем. Люська так сама и говорила:
    - Не груди, а торпеды. Стыдобища какая-то.
 Можно было бы сказать, что ноги у неё толсты, как у молодой слонихи, ягодицы круты, словно круп тяжеловесной кобылы, подслеповатые серо-мутного цвета глаза, не волна волос, а куча-мала на голове, и вообще она не «классная чувиха». Но никому и в голову не приходило так не то что говорить, но и думать! Люськины груди гипнотизировали, колдовали, чаровали, влекли. И чего греха таить, мы, ребята, часто видели груди Люськи во снах и каждый лелеял надежду понежиться в их девственном аромате. Но она не подпускала никого из нас к своим  прелестям, считая ниже своего
достоинства. Всех ребят с околотка улицы Волжской и Монтажного переулка она презрительно называла «малолетками», так как мы ещё не отслужили в Армии. Девушками очень высоко во времена моей молодости ценились солдаты, матросы, сержанты, старшины, а если ты был офицер, хотя бы в звании младшего лейтенанта, то это ценилось, как принадлежность к высшей касте. Проводить и ждать парня из Армии считалось делом чести девушки. Лет-то Людмиле было уже пятнадцать, разумеется, хотелось любить, ждать, ехать «на край света» с любимым.  К тому времени она уже окончила семь классов школы и работала на ДГТФ - Донской табачной фабрике, которую все называли «табачка». А ещё Люська была нашей соседкой и дружила с моей сестрой. Жили тогда мы, как говорится, - «в тесноте, но не в обиде». Наш флигелёк – это маленькая верандочка, ещё меньше коридорчик, две комнатушки и совсем уж крошечная спаленка моей сестры. В передней комнатушке, а это была и кухня, и столовая и моя спальня, мне всегда было уютно, видимо, оттого что там была печь, рядом моя кровать, стол, посудний шкаф и тумбочка для книг, которые я очень любил читать. Если кто приходил к сестре, то находились обычно в моей комнате и, если я был дома, то слышал все их разговоры, даже, если подружки шептались в спаленке сестры. Не возможно описать все «тайные шептания», что довелось мне слышать, но об одном стоит рассказать.

Мне было семнадцать лет. Работать на стройке не нравилось, зато бегать на танцплощадку в «Кацапстрой» и «крутить любовь» с девчатами нравилось очень. Часто и густо я не высыпался из-за этого, и, когда наступало воскресенье, спал, как говорила моя мама: «...пока репа в гузне вырастет». В одно из воскресенье я блаженствовал в постели. Ставни были прикрыты заботливой мамой, но дневной свет проникал сквозь щели и в комнате царил полумрак. Вкусно пахло пирогами, узваром, всем домашним, что я так любил, а мама могла создавать. Словно кот, я чуть преоткрыл веки, но ничего интересного не увидел, зато уши мои услышали голос Люськи из спаленки моей сестры. Прислушался. Люська говорит:
    - Валька, я вчера ночью морячкою стала!
    - Чё, Люсь, крыша поехала во сне?
    - Да какой там во сне! Правду тебе говорю. Никогда не ходила, а вчера черти меня понесли в Горсад на танцы.
    - Люська, да ты чё, сдурела?!
    - Сдурела не сдурела, а попёрлась. Платье надела своё любимое, туфельки нацепила, губы карандашом подмалевала, духами «Кармен» под мышками ну и везде чуть-чуть мазнула и пошла. Пришла. Не успела осмотреться, подлетает морячок и:
    - Разрешите?!
 Он ещё спрашивает, разрешу или не разрешу танцевать со мною! Я чуть не уписалась от счастья. Культурный такой, не жмётся, как малолетки в «Кацапстрое», рукам волю не даёт. Дай, думаю, я его чуть подзаведу. И, как бы случайно, своими «торпедами»
чиркнула по его груди. Одной, потом другой. Сердце в пятки ушло. Думаю, может не надо было торпедами? Покраснела и отстраняюсь, как можно дальше, от его груди.
Слышу:
    - Девушка, вы так прекрасно танцуете.  
    - Это вы прекрасно ведёте, - лопочу я. А сама чирк его торпедами! И разглядываю его как бы между прочим. А у него на рукаве нашивки курсовые. Пять штук! Во, думаю, подцепила! Без пяти минут морской офицер! И сама прижалась к нему поплотней.
    - Если вы не возражаете, то давайте познакомимся. Меня зовут Игорь. А вас?
    - Людмила, - пролепетала я. А он:
    - А давайте я вас со своими друзьями познакомлю? Мы скоро разъезжаемся по флотам и как будет прекрасно, что у всех на, друзей, будете подругой вы, Людочка. Мы будем писать вам с разных морей и океанов, и, какое счастье, - ждать ваших писем, вспоминать о вас, такой красивой. А там, бог знает, может кому из нас улыбнётся счастье.
При этих словах он подарил мне взгляд, как море синих глаз, и я начала таять, будто мороженое в его руках. Его друзья, как и Игорь, были курсанты нашей мореходки. Они, чуть ли не щёлкая каблуками, представились:
    - Валерий, выпускник Высших мореходных классов имени графа Коцебу.
Кто-такой Коцебу я не знаю, но подумала, что он вообще засекречен.
    - Выпускник мореходки имени Седова, Вадим.
Это было теплее, всёж из нашей мореходки. Я ему и Игорю как-то больше доверялась.
Их было так много, что я всех имён и не запомнила, но танцевала почти со всеми. Разгорячилась. Было так хорошо! Они старались во всю и тёрли мои «торпеды», так, что соски чуть не повзрывались. Я только успевала слушать комплименты:
    - Ах, Людочка, вы прелесть! Вы, Людочка, - мечта!
    - Люсь, а может ты и меня познакомишь с морячком?,- услышал я голос Валентины.
    - Ты слушай дальше.
    - Провожать пошли меня трое: Игорь, Валерий и Вадим. Идём, болтаем. Я счастливая. Дошли до кладбища, там грязище, как всегда, а после вчерашнего дождя лужи огромные. Людей никого не видно. Одни мы. И вдруг Игорь говорит:
    - Людмила, сейчас тебя в морячки посвящать будем! Снимай быстренько платье, расчехляй свои «торпеды», туфельки и трусики.
    - Туфли и трусы тоже снимай, - говорят Валерка и Вадим.
    - Да вы чё, ребята?! Вы ж моряки и честь имеете, а я и плавать не умею. Какая из меня морячка?
    - Давай, давай, раздевайся, красавица. И в «море», - а сами смеются и пальцами в лужу показывают.
    - Если не исполнишь команды завтрашних офицеров, придётся тебе килем поработать, у тебя он мощный, - сказал Валерий и захохотал.
    - А мы в кильватерном строю за тобой пристроися, - и смеются.
Я в слёзы, а Игорь:
    - Море слезливых не любит! Ну! Быстренько! Пока мы добрые, а то, девка, на кладбище затянем, а там ори не ори никто тебе на помощь не придёт.  
Плачу, сняла платье, бюстгалтер, трусы не решаюсь, а они:
    - Считаем до трёх! Раз! Два!
Сняла и трусы. Захожу в лужу.
    - Ложись на живот!- слышу команду.
Валька, это ужас – в грязюку голяком! Но что поделаешь? Ложусь.
    - А теперь плыви в размашку и пой нашу любимую.
Ёрзаю я в луже, руками гребу, слёзы градом и пою их любимую: «Раскинулось море широко и волны бушуют вдали....». А они:
    - Молодец, Людмила! Теперь ты настоящая морячка! Мы о тебе расскажем на всех морях и океанах! – Заржали как кони и пошли, распевая: «...Товарищ, уходим мы в море...». Вылезла я, Валентина, из лужи, дрожу как сучька, оделась да как припустила домой только пятки в задницу влипали. Лечу, а тут – траншея! Я – прыг! А платье – др-р-р! И я растянулась в грязюке уже.
Валентина начала смеяться.
    - Тебе смешно. Это же волки морские. А если бы я в лужу не полезла, ты
представляешь, что бы они сделали со мной?
    - Торпеды бы твои взорвали! - сказал я и со смехом выскочил из комнаты.