Женщины любят не только ушами.
Мужчины любят не только глазами...
                                        
                                                                                                                   
    Служба Анатолия на торпедных катерах Черноморского флота закончилась. Его море ушло в прошлое. Штурвал катера сменил он на баранку автомобиля и «рысачил» в степях бескрайних между Доном и Кубанью. Узнав, что его родичи живут в Ростове -на-Дону, в городе большом и прекрасном, нанёс он им визит с целью установления добрых отношений. Встретившись со своим двоюродным братом, ровесником, и его семьёй, себя представил он просто:   
    - Роблю молоковозом. Сбираю молоко по фермам та отвозю на молзавод. Пока дотелепкаюсь на своей развалюхе до молзавода, у бочки молоко сколотытся. Як крышку открыеш, а звэрху слывкы плавають. Я их в вэдэрочко та в кабиночку, та додомочку! В макытри слывочкы скыснуть – ось тиби и смытанка, а я дюже варэныкы люблю в смытани. Мы з мамою корову нэ дэржим. Нашо вона нам здалась. Маслобойку включив – трах-бах и масло готовэ. Краликив у ями дэржу. Скилько их там, нэ знаю.  Воны ж, як чорты, по норам там жывуть. Е ще индыкы, кури, вуткы, кишка та собака. Ото усэ наше хозяйство. Живымо з мамою вдвох. С жинкою мы розийшлысь. З моею мамой нэ ужилась. Забрала сына та монаткы и живэ у своих батька з матэрью, там жэ в совхози, де и я. Вот така уся моя история. Надумав я с городом познакомыться, вот и прыихав до вас. Може хоть раз в жизни у ресторани побуваю.  
    - Толик, ты, как говорят хохлы, «хытра макытра и варэныкы любышь», и должен соображать, что на зарплату по ресторанам не разгуляешься. Это у тебя маслобойня да живность всякая и зарплата в дополнение к тому. Можно и на ресторан раскошелиться, а у кого один «голый вассер», по-ленинским заветам живут.
    - Як це по-ленински? – удивляется Анатолий.
    - Не так, как он жил, а по его заветам - вкалывать, вкалывать и вкалывать, пока шум не появится в голове и не увидишь лампочку Ильича в конце туннеля. А после этого – кто-куда. Женщины с авоськами и сумками за детьми по яслям, садикам и магазинам, а мужики по забегаловкам и пивнушкам для вольного общения и проветривания мозгов. Проветришься, и в кармане пусто, и в ресторане делать нечего. Там музыка, там шампанское, там всё можно, если «бабки» есть, - говорю я.
    - Грошив у мэнэ трохы е. Давайтэ сходымо в ресторант. Хоть подывымось як люды живуть, - просит Анатолий.
    - Толик, ты не обижайся, но я пойти не смогу. У меня стирка, уборка, детей выкупать надо, жратуху приготовить. Вы вдвоём сходите, раз уж тебе так хочется. Дел по-горло. Всего и не переделаешь. А в понедельник опять всё с начала. И так до полной победы коммунизма, - смеясь, говорит моя жена.
    - Так зараз и пийдымо, - говорит Анатолий.
Скоренько собрались и помчались в центр города, где рестораны чуть ли не на каждом углу сияют неоновым огнём, а в огромных зашторенных окнах шевелятся тени разнопегой публики за столами, над которыми блещут люстры. С давних пор эти  чудные места известны, как дьявольское наваждение соблазнов, где, как вихри враждебные, крутятся деньги и страсти.  
Была суббота. Рестораны забиты публикой. Для нас мест, конечно же, не оказалось. Пришлось в воскресенье пойти в ресторан к открытию, пока настоящая публика отсыпалась после вчерашней пьянки. В ресторан «Якорь» на берегу Дона мы вошли свободно. Огромный зал встретил полумраком прикрытых штор и белизной скатертей на столах. Мы оказались пока единственными посетителями ресторана, и официант лениво подошёл к нам вопросом:
    - Что будем пить и чем закусывать? Имеется икорочка и прочее по вашему желанию, господа.
При слове «господа» у Анатолия глаза выпуклились, а лицо стало красным, но дара речи он не лишился и произнёс:
    - Оце да! Вы нам по стакану водкы та по хвосту селёдкы дайтэ, а там побачимо, шо та як, - с деревенской простотой выпалил Толик, не глядя в меню.
Вид Анатолий имел внушительный, а кулачищи его впечтляли любого, кому выпадало их увидеть. Не дай бог нарваться на такой кулак! Официант сразу оценил клиента, и тут же:
    - Шеф, момент! - и отлетел для исполнения.
    - Вин нас попутав с кимсь. Мабудь якихсь господ ждалы, а тут мы прыпэрлысь. Чув я, шо в ресторанах люды из КГБ роблють, а ти чоловика насквозь бачють. Я нэ собака, шоб слышать носом, но цэй нэ з их конторы. То ж зразу выдно – он як побиг!
    - Толик, тише, тише, - приложил я палец к губам, - здесь у каждого стола и стула есть уши и каждое слово будет передано в ту контору, про которую ты говоришь.
    - Так я ж нэ шпиён.
    - А это не важно. Ты анекдот расскажешь, а тебя за шкирку да в карман. Сажают не только за шпионство.
    - За убивство, за воровство, за знасильство, конечно, сажать надо. Но шоб за анекдот! То ты, братуха, прыбрыхав. Тоди надо усих посадыть.
Я, улыбаясь, ему в ответ:  
    - Например, все мы знаем, что наш горячо любимый Леонид Ильич имеет дефект речи и вместо слова «систематически» говорит «титьки матитечки», но попробуй ты сказать это при людях.Тут тебе и хана. Хорошо, если на пятнадцать суток посадят. А если, не дай бог, в психушку?
    - Та ты шо!? – поразился Анатолий.
    - Не шо, а курячье капшо с тебя сделают. Так ты лучше держи язык за зубами. Город, дорогой братец, это не чистое поле, где свистеть можно и против ветра. В городе не посвистишь.Тут тебя ДНДешники в момент учуят и поволокут в отделение.
    - А це шо за ще чертовщина?
    - Я ж тебе уже сказал, чтоб держал язык за зубами, а то и меня с тобою заметут.
    - За шо?
    - За чертовщину. ДНД - Добровольная Народная Дружина. Это когда все люди добровольно следят и подслушивают друг за другом и доносят, куда следуют, если что заподозрят за кем-нибудь против партии и правительства. В ДНД люди валом валят на предприятиях, так как за это платят и ещё дни к отпуску прибавляют. Знаешь, сколько патрулей с красными повязками ДНД по улицам шастает!  
    - Так на то милиция е, - говорит Толик.
    - У милиции своих дел хватает. Она не может на каждый роток накинуть платок. Вот массы и подключили. Чтоб все были, как один, сексотами и стучали друг на друга.
    - Да-а,- призадумавшись, произнёс Толик. - Мэнэ в город тянуло. А тутычка вононо як.
Подошёл официант. Поставил на стол графин с водкой и селёдочницы, манящие лучком, петрушечкой, под которыми лежала смачная донская селёдочка. Наклонившись, официант, как бы между прочим, произнёс:
    - Если есть желание, есть девочки. Товар что надо. – И с поворотом головы, глазами указал в угол зала, где сидели две молодые красавицы, соблазнительно смеясь и выставляя напоказ сияние своих белоснежных зубов, скрещивая ножки, словно нечаянно показывая изгиб бёдер, снова пряча их под коротенькими юбочками, откровенно завлекая таких, как мы, склонных к любовным утехам. При виде такой красоты, Толик стал краснее варённого рака, жадно глядел на девах и, наклонившись ко мне, спросил:
    - А шо ци дивкы тутычка продають? Мабудь, с подполы шось, - высказал он догадку.
    - Продают, Толик, не с подполы, а то, что у девок подполою.
    - А як це?
    - Да очень просто - заплатишь официанту, и он отведёт тебя с куколкой, какую ты выберешь, в комнатушку. Любуйся сколько хочешь тем товаром, но за каждый час - плати.
    - Так то сколько грошей надо! Товар на загляденье! Е за шо зачепыться! Он яки куколкы!                                                  
    - А скилько надо заплатыть? – спросил Толик у официанта.
Тот назвал цену и сказал:
    - Шеф, будь спок, дело они своё знают и отлюбят тебя так, что век помнить будешь.
Толик призадумался, прикидывая в уме свои шансы-балансы, и высказался:
    - У вас, як я бачу, тут добрый товар. Пойиду до дому, продам индыкив и у оцих дивок всэ куплю. Вы тилько их ныкому нэ продавайтэ, пока я прыйиду.  
Официант улыбнулся и, потеряв к нам интерес, отошёл к девушкам. Что-то им сказал, они засмеялись, глядя на нас. Встали и ушли...