Виновна ль в том, Что женщиной она сотворена?...

С годами пейзаж двора менялся из оазисно-зелёного в грязно-пыльный. Менялись и лица, но не менялись обыватели, несущие в себе опыт жизни и основы нравственности. За столиками «забивали козла» небритые мужики в задрипанных трико и стёртых шлёпанцах на босу ногу. Неподалёку от них на лавочках по-курьи квохчились в старческих платочках «трепальщицы». Это которые языками трепят, поливая грязью, жильцов дома. «Козлозабойщики» и «трепальщицы», бывало, кооперировались. Вместе распивали какой-нибудь бормотухи, рассказывали похабнейшие анекдоты и, вкладывли весь свой бурный темперамент, смакуя «пикантные подробности», якобы имевших место в квартире напротив или через стенку. По определению «трепальщиц», дом, в котором они живут, населён:
«****ями» - замужними женщинами,
«сучками» - разведёнными,
«шалавами подзаборными» - дочерьми «****ей и сучек»,
прибегающих на ночь к ним
«кобелями блудливыми» - для тех, других и третьих,
и, не способных к роли «кобелей», алкашей.
Это уж какой ярлык нацепят «трепальщицы», по убеждению которых, - «все таскаются».
   Дом строился «горьковским методом» для о д н и х.  Э т и  же  рук к строительству дома не прилагали и квартиры получали по самым разным распределениям.
 А для д р у г и х  «горьким», это когда на заводе сдельно «паши» смену, а после на стройке дома бесплатною рабсилой будь, как того требуют начальники:
    - Давай! Давай! Бери побольше! Кидай подальше!  
   
Особый это контингент – «трепальщицы» и «козлозабойщики»...
Счастливые получатели квартир сгружали их с грузовиков вместе со старой мебелью и
отводили уголок за шкафом для ночлега. Ограниченное жизненное пространство в квартире для престарелых мам и пап сказочно расширялось за счёт лавочек во дворе, с которых они обозревали день-деньской всех и вся. Поначалу шушукались, делились мнениями, наблюдениями, освоившись, сплетничали о соседях. Так появились под мат «козлозабойщиков», не менее скурвленные «трепальщицы» - те и другие пенсионеры.  
Их дворовое толковище пополнялось пришедшими с работы, но которым квартира, по их признанию, «говном воняла», и в неё не хотелось заходить, как и не видеть своих ближних. Работники и работницы приносили свежую информацию обо всём и обо всех.
Её тут же с азартом трепали и забивали, как не безвыходную. Даже если информация была о жизненно важных продуктах питания.
    Вальки Быковой мать-«трепальщица», бабище кило-на-сто-сорок весом, вещала толковищу: «Велика ли беда, что в стране не хватает мяса, масла, сахара, яиц, сметаны и других продуктов, как пишут в газетах? Обходиться можно макаронами с картошкой. А мать- «трепальщица» Томки Крысовой, похожая на стручок высохшего перца, и любительница «кинуть за воротник», тут же в защиту советского образа жизни и достижений в ней:
«Зато в стране нет уголка, где бы не продавалась водочка в неограниченном количестве! Гуляй, Вася! Не хочешь пить в одиночку, устраивайте групповые, коллективные и семейные пьянки!»
Все хохочут. Трепят, смакуя, мысль о пьяни. И сходятся во мнении, что скандалы, измены, мордобой, всякое прочее и разводы тоже не беда. Советскую женщину защищает закон, - если она подаёт заявление на развод в течение десяти дней после свадьбы, разводят бесплатно, автоматически, не слушая дело и не вникая в мотивы.
    - Причина известная – импотенция жениха от водки! – орут «трепальщицы», а «козлозабойщики» в ответ:
    - У вас самих, ****ей старых, импотенция от макарон и картошки!    
 И опять, посылая в адрес друг друга похабные откровения, хохочут. А вокруг бегают девочки и мальчики дошкольного и школьного возраста, за которыми присматривают их бабушки-«трепальщицы» и дедушки-«козлозабойщики».
 
Попробуй не сказать их толковищу: «Здрасте!» - Да они из тебя такую сплетню сплетут, что мало не покажется. Как и об этой, Танечке с девятилетней дочерью Маечкой, получившими однокомнатную квартирку по «горькому методу». Живут без мужа и папы, страдая от безутешного одиночества. Любому «кобелю блудливому» мама Маечки рада и принимает, в надежде заполучить для дочери отца.
А если им, торопясь на работу,:
     - Здрасте! - то они хором и вразнобой:
     - Здравствуй, милая! Беги, беги, красавица. Может и успеешь проскочить проходную. Ноги тебе в руки!
    А вслед одна:
    - Проспала сучка!
    Другая:
    - Какой-там проспала! От неё только в пятом часу утра кобель слинял! Сама видела в «глазок».
    Третья:
    - Господи, на что она похожа?! Одни синяки под глазами. Всего и виду то, что станок туда-сюда, туда-сюда ходуном ходит.    
    Четвёртая:
    - ****ище! Прости, господи, меня грешную. Не хотела бы, да скажешь. Чего ж станком не вертеть? Работа-то халявная - в белом халатике с паяльничком. Сиди себе да глазками в кобелей стреляй и ёрзай на стульчике. Кобелям это, как котам валерьянка.    
    Пятая:
    - У этой сучки станок не заржавеет! Щас ни стыда ни совести. Глазком на работе стрельнёт - кобель тут как тут. Целый день играются, а к ночи и снюхались. До утра не растянешь их, а потом на работу опаздывают. Нехер таких жалеть. Мало ли, что с дитём.    
    Шестая:
    - Сука она и есть сука. От хороших жён мужья не уходят.
И пока все не выскажутся, не успокоятся.  

Никто из «трепальщиц» не отметил, что у «сучки» сапожки расхлюпанные и подошвы проволокой прихвачены. И что пальтишко у неё на «рыбьем меху». И что от мужа, тихого пьяницы, она с ребёнком ушла, а не он от неё. И что молодость её уходит, а она жаждет любви. Это не важно. Важно, что «сучка», раз без мужа.  
Таких, как принято было называть по тем временам, «простых советских женщин», живущих в среде повального пьянства, и десяти миллионов зарегистрированных алкоголиков-мужчин – хоть пруд пруди. Все таскаются, влюбляются и плачут в поисках счастья. Как и Танечка, у которой подошвы проволокой пришпандёрены.

Да она вообще «настоящая русская женщина»! Барин Некрасов писал, что ей ничего не стоит  коней на скаку остановить или, с дуру, в горящую избу за сковородкой ринуться. Чего уж там греха таить, - боготворил, ценил, и в покер проигрывал...
Время шло... . Революции, войны, всякие там репрессии и прочее в стране победившего социализма делали своё дело, и стало женщин аж на двадцать миллионов больше, чем мужчин. В моде стала «советская женщина» с кайлом в руках, кирзовых сапогах на босу ногу и брезентухе на голо тело.
«Советская женщина» в быту непривередлива.  
Ну нет возможности покупать еженедельно колготки! Так можно же их штопать ежедневно! Что и делает та, у которой подошвы проволокой прикручены к голенищам!
А, если уж и штопать невозможно, то в них можно лук хранить в подвешенном состоянии на балконе!

Какие же деньжищи надо, чтобы в парикмахерскую без конца ходить!? Это парижанки,     
известные транжирки, с жиру бесятся. Настоящая «советская женщина» раз в неделю, нагрев в кастрюле воды, голову сама вымоет, да в духовку её, чтоб скорее высохла! А какая любит локоны, бумажные папильотки ещё накрутит! Или железные бигуди! И ходит до вечера, отпугивая всё живое, как рогатая мина.
«Советской женщине» можно обойтись ночной рубашкой, наподобие усмирительной в дурдоме! Вещь прочная. А прочие там вещички женского интима, которыми фарцуют ушлые сеятели буржуазной заразы, - способствуют фантазиям и разлагают страну, в которой секса нет, а лишь сплошное ****ство. Конечно же «советской женщине» хочется, да неможется пофантазировать в кружевном бельишке. А что подумает «советский мужчина», увидев «советскую женщину» в импортном неглиже!?
    - Как «****ь» сойдёт. Но в жёны!? Перебьётся! Будешь на одни трусы да лифчики ей вкалывать. Жена может и простеньким обойтись.
 А если она жена, то муж обязательно спросит:
    - С какого перепугу ты вырядилась, как проститутка?
И устроит «допрос с пристрастием». А то и «фонарь» под глаз засветит. От греха подальше, лучше в голом виде, как Венера, являться пред очи мужа.

И высасывает любовная тоска жизнь из «советской женщины», будь она замужняя, а если из разряда разведённых «сучек», то одному богу ведомо, скольких «кобелей» придётся принимать и ублажать, пока, быть может, женит на себе.
А у нас во дворе трепят очередную жертву и забивают козла...