Бои гладиаторов промеж собою, а также со зверьём –  капризы римлян.
 Бои тореадоров с разъярёнными быками – испанцам будоражат кровь доныне.
А тараканьи «бои» – латиноамериканская забава, как  и петушинные бои, потешные  для Мексики и Чили.
И только бой «За Зойку Михайлючку», представьте, люди, за... Любовь.
О чём и речь пойдёт здесь...

    Вовка и Колька – это два родных брата. Первый старше второго на целых десять минут, а родились они в один день и в один час. Но верховодил в их беспокойной жизни младший, Колька.  Он всегда придумывал какое-нибудь дельце и втягивал в него старшего брата. Где и от кого он пронюхивал всякие тайны, толком никто не знал. Говорили, что он с домовым водится, а тот, якобы, ему и подсказывает что да где.
    Однажды после обеда Колька позвал Вовку в самую гущу растущих в их огороде кабаков, где они и скрылись под их огромными листами. Там Колька зашептал:

Донская степь когда-то называлась Дикое поле. И чего только не происходило в тех диких краях, заросших разнотравьем, камышами по берегам речек, лесами и буераками по балкам!
    Но Кольку, Вовкиного младшего брата, больше всего интересовали курганы, которых вокруг хутора было три. Это те, что все хуторские видели, а сколько их по всем степям никто не знал. И откуда они взялись?  Может  и правду говорил столетний дед Епифан, что те курганы каие-то «бусурманы» насыпалали, а зачем, дед не помнил. Старенький он уже сильно был. У него не только мозги усохли, но и весь он был похож на гороховый стручок, особенно нос. Его Епифаном никто не звал, а «дед Стрючок». Правнука же его, Митьку,

    Тот, кто знает толк в молоке, согласится, что фамилия «Кисляк», может быть, и вызывает приятные вкусовые ощущения, но на слух - не очень. Во всяком случае Колька  был страшно недоволен, когда у всех фамилия как фамилия, прозвища как прозвища, а у него просто уничижительно для его самолюбия – «Кисляк». Это же насмешка для такого боевого парнишки! «Кисляком» можно было пережить пелёночный возраст, можно было терпеть ещё на горшке сидючи, но, когда пришёл возраст любви, это для Кольки стало росто невыносимо. И он стал со всеми, кто его обзывал «Кисляком», драться. Но другой клички ему никто и никак не давал, так как это была «законная» его фамилия.

В раздолье степей Приазовья, где Савкина речка бежит, жить было не скучно, потому что в маленьком хуторе все один другого поедом ели, избрехались, и несли друг на друга всякую всячину.
 
     Рассказывал мне Жорка Будник, тот, что «румынский шпион» по предыдущим моим «минироманам», последние новости хутора:

.. Я расскажу вам о том, о чём помню, забыть не могу, как в переходной период от недоразвитого коммунизма в продвинутый капитализм мне, как и миллионам «совков», стало яснее ясного, что «перестройка не тётка, блинами не накормит» и, «если хочешь выжить, изволь вертеться». Одним из вывертов умения вертеться стал «челночный шоп-тур». В близкую нам по нищете Польшу, в далёкие Китай, Индию, гиперсексуальные Турцию, Эмираты, и… куда только не заносило челноков с челночницами «шопен-турить». А меня понесло в Болгарию...

Антон Чухмарь, возвернувшись из города, куда ездил на базар, рассказывал хуторянам, смакуя махру козьей ножки:
    - Щастлыви люды живуть в городи! В магазинах чого тилько нэма! Ковбасы якись «Хряковски», сыры «Пешидраньски» та «Голаньски», канафэты, шоколады, хурьма, кышмыш, усякый шурум-бурум с Кавказу та с Азии. Та цэ шо! А культура яка! Прямо посэрэд городу, на «Газетном» закоулку можно до витру сходыть! Тама

Один из пациентов больницы душевно больных в Ковалёвке Ростовской области, бывший заключённый из рудников «Дальстроя», возомнил из себя Карфагенского философа и писателя Апулея, и в то же время Генерального секретаря партии, а какой – он держал в глубокой тайне.

«Утверждают, что «из ничего» женщина             
может сделать три вещи:
тортик, юбку и скандал».
                                                                               Из записной книжки.

    «Сельмаг», а при нём буфет «Гадюшник», как окрестили его жёны хуторян, где можно быстренько

Мечтой дядьки Васьки Бурдюга было побывать в Москве. Тракторист он знатный и за труды стахановские правление колхоза решило отпустить его повидать Москву, чтобы потом мог рассказать он хуторянам о столице, о которой они имели смутное...